Дневник Принцессы

Бритва Оккама – самое верное решение, самое простое. Не знаю – значит, нет. И за все ошибки и заблуждения ответственен лично я, Андрей Евгеньевич Быков, 1966 года рождения, уроженец Малоярославецкого района, деревни Ерденево, сын сельского врача и сельской учительницы литературы.

Мама научила меня мечтать, папа – не подчиняться иллюзии. В особенности врачу, поскольку ему «людей лечить, со смертью бороться». Так что рвет меня в клочья с детства: с одной стороны, мягко поддаться текущей реальности и, типа, серфинг; с другой стороны, величие обязательств, даваемых каждым врачом. Разумеется, я пошел по стопам отца, деда, прадеда и того норвежского знахаря, который Новгород от чумы, турками завезенной, спас (и прирезали его на бражной вечеринке, этому спасению посвященной). Я должен был стать врачом, и я стал им.

Небеса были столь благосклонны к появлению нового потенциального врача, что одарили меня ненасытной тягой к исправлению чужих ошибок и врожденных патологий. Пока дети на переменке курили за углом, я, худосочный восьмиклассник, препарировал школьного кота Тимофея, за что чуть не был исключен из школы. К председателю колхоза пришел папа и сказал, что увольняется, потому что ему сына где-то учить надо. Председатель позвонил парторгу, тоже другу моего папы, и сказал, что директор школы не справляется, и надо учительницу из района с новыми знаниями о педагогике вызывать. Всю ночь директор уговаривал моего папу поворотить судьбу вспять. И папа, было, начал соглашаться, как дурак. Директор ему от отчаяния еще выше пожаловаться не пригрозил.

Через два дня я опять ходил в школу. А школу возглавила прекрасная Елизавета Ильинична, и, кажется, у нее с папой был краткосрочный роман, судя по плохим оценкам в моем аттестате. К тому времени я уже знал в этом толк. Непроходимые калужские леса мне в том свидетели и скрипучая койка больничного изолятора, в котором, кстати, и умер папа позже.
На следующий день после вручения аттестата я купил билет до Челябинска на деньги, подаренные мамой для покупки магнитофона «Электроника». Челябинск был тоже необходимым символом в семейной геральдике: одним из основателей города считался тот безымянный норвежский знахарь (еще до того, как его кончили в Новгороде). В Челябинском медицинском училище я впервые понял, что такое неразделенная любовь, и пальцами осязал ответственный за любовь орган на столе анатомического театра. Эта внешне диссонирующая связь вполне оправдывается вынесенным убеждением: нужно приложить все усилия, чтобы этот орган не переставал биться никогда.

Если у меня и умирал пациент, то я его тащил зубами из темноты до последнего. Каждого из них я помню в лицо. В большинстве случаев эти лица принадлежали бесконечно уставшим людям, и только лицо Игоря – человека, пришедшего с улицы без документов на последней стадии рака легких, – выражало интерес к сложившейся ситуации. Вечером того дня, когда его кремировали, я как раз зашел проведать заведующего патологоанатомическим отделением, томную Виолетту Карловну. Перед моим уходом эта волшебная женщина подарила мне на память об Игоре цветок в горшке. Памятуя о склонности Виолетты Карловны к мистицизму, я хотел, было, цветок выкинуть немедленно, но тут цветок заговорил. Это случилось 14 сентября 2004 года. В день рождения Земли по Большой Советской Энциклопедии.

Из неоткуда возникли слова: «Сысоев, тромб». Я сначала подумал, что это сказал санитал Ильюша, но ранее у Ильюши не возникало желания говорить с кем-то кроме Виолеты Карловны. И я этот вариант отверг. Но к Сысоеву зашел. И убедился, что кто бы это ни сказал, он знал толк в медицине: был тромб.

После операции я зашел к нашему психиатру и пожаловался на говорящий цветок. И опять услышал голос: «Палычу гонорею купировать надо». Никто в больнице не знал, что у нашего психиатра Владислава Павловича укоренилась на крымском побережье в отпуске эта неловкая болезнь. Да и сам Владислав Павлович этого не знал, но к полученной информации отнесся крайне ответственно и тремя уколами сильного антибиотика спас семью, после чего забрал у меня цветок на ночь для изучения. Утром вернул со словами, что цветок с ним говорить не хочет, а он, Владислав Павлович, умоляет доводить до его сведения все сказанное цветком. Если, конечно, это касается его лично.
Цветок говорит редко, но по существу. Последний раз он сказал: «Ильич! Баран!». Это было в ординаторской, когда я смотрел телепередачу «Как стать миллионером», и участник с внешностью марсельского сутенера должен был ответить на вопрос, как назывался пароход, на котором Лев Троцкий покинул Советский Союз. Были варианты: Владимир, Ильич, Ленин, Сталин. Я считал что Владимир, но цветок оказался опять прав.

С тех пор цветок всегда где-то рядом со мной. Как и все остальные, включая Настю, которая никак не может мне простить, сказанную мной более двадцати лет назад фразу: «Сначала секс, потом психология». Кстати, я и сейчас согласен с этим. Чудовищное упрямство этой женщины не позволило мне в полной мере познать семейного счастья, а то, что я познал с другой женщиной счастьем назвать нельзя. Она сбежала от меня с дочерью в другой город, и я на радостях запил на неделю. Из запоя меня пытался вывести Купитман, но вошел в него сам. В итоге только появление Натана Абрамовича, папы Купитмана, спасло нас от цирроза и белой горячки. Тогда Натан Абрамович был главным врачом нашей больницы, пока его не подсидела любимая ученица, все та же Настя Кисегач, которая на тот момент тоже развелась с мужем и ломала голову, чем занять свободное от семейных скандалов время.

Ну что еще?! Еще все остальное, что называется жизнью врача бюджетника. По жанру ближе к лирической комедии, по содержанию к записям бортового журнала «Титаника» непосредственно перед столкновением с айсбергом. Помните фильм? Так вот я – дирижер корабельного оркестра. Музыке в моей жизни всегда есть место. Особенно, если это – блюз.

Начали?! Раз, два, три…

Отделение спит, доберманы-девственники истерично брешут за окном на проезжающую мимо машину. Я уложил «бигбосса» на последнем уровне сложности и вспомнил, что на прошлой неделе Ваня продал байк.
И не мне. (Лихая дробь и тарелка. За барабанами Ваня.)
Дорого, морда еврейская, продал. (Барабанщик довольно кивает).

Мне бы продать свой, плюс машину, плюс переоформить на Петровича никелированную «Протекту» 12 калибра, плюс ему же сдать все «винилы», еще полгода копить и я бы уложился. (Фортепьяно, заявляем основную тему, за роялем я) Не стал ждать Натаныч. Я бы тоже не стал, если бы вообще продавал, но шансов, что я бы продавал – нет.

Поэтому поступок лучшего друга расценил как капитуляцию перед жизнью. Не будет больше в его биографии длинных переездов без повода. Не случится попутных встреч с себе подобными, с которыми особо и не поговоришь, потому что и так все ясно. Не подсадит-таки Ванюха однажды летом на трассе ослепительную красотку в шортах и майке с надписью «ценю искренность».

Продал венеролог красотку вместе с байком и моим убеждением, что некоторые вещи не должны меняться. (Ритм-гитара Кисегач и мое фортепьяно)
И может быть, он прав. Хотя – нет. Красотка… Есть шансы. Небольшие, но есть. (Ударные, на третьем проигрыше Натаныч, подает паузой саксофон Левина.) Мне есть что сказать ей. Ну, хотя бы так, в ритме блюза:

“…Детка, я совершал безрассудные поступки всю жизнь, как только подворачивалась возможность. Я готов совершать их еще и еще. Лет двадцать. Потом неизбежно возникнет проблема с суставами. Года три-четыре я буду решать проблему медикаментозно. Но рано или поздно я все-таки не смогу крутануть сальто назад. Так что времени в обрез.” (Просто ударные, последнюю фразу повторяем четыре раза.)

Хотя чего говорить… По легенде ей будет достаточно кивнуть на свободное сиденье, а на вопрос: «Ты в какую сторону?»– пожать плечами. Если сядет, значит – это судьба, и в прошлой жизни, если она была, мы что-то подобное уже вытворяли.
(Бас Лобанова, ритм Кисегач, соло на «стратокастере» мое; в очередности, друг на друга. Ритм на три четверти.)

Другое дело, что я этот бонус уже использовал. (Включается ровный рокот бас гитары Лобанова, на подложку) Все было почти так, как должно было быть. Кроме того, что это была Настя.

Помню, был Новый год. Мы катались ночью, сначала по зоопарку, потом от милиции. Оторвались только когда рванули у Северного речного порта по льду  на другой берег. Хотя изначально вышли на десять минут водки у таксистов купить. На следующий день наш проректор заставил нас подсолнечное масло пить, потому что от будущих врачей так пахнуть на работе не должно.

Проректор в прошлом был хирург, но в свободное время  увлекался альпинизмом. Отморозил правую руку. До гангрены. Флаг нашего училища в ней на вершину тащил. Пришлось по административно-педагогической линии пойти. Помню, тосковал бедолага, когда мы трупы на занятиях препарировали. Тянулась фантомно его несуществующая рука к ланцету. К чему это я?! А да – Настя! (Одна тарелка, деликатная такая, Натаныч скромно жмурится)

Интересно, знает Романенко, что у его вредной мамаши на левой ягодице буква «А», а на правой – буква «Б» нататуированы? Каждая размером с пачку «Беломорканала», который мы на тот момент курили без продыху. Интересно, если знает, то догадывается, чьи это инициалы? (Опять одна тарелка, на терцию ниже, до вступления бас гитары и маракасов Вари)

Эх! Все неважно. Продал, продал, сволочь!  Мотивирует тем, что в гараж вторая машина не помещается. Врет. Она все равно не помещается.  Кстати, по этому поводу можно свой байк со служебной стоянки к нему в гараж на зиму втащить. У Натаныча сейчас стыдняк, может, и разрешит.

Я ему еще скажу: «Сильный ты человек, Купитман, не боишься в зеркало смотреть».
Он, скорее всего, на это процитирует Ницше: «Чем внимательнее человек вглядывается в бездну, тем сильнее вероятность, что бездна начнет вглядываться в него». (Соло Любы на банджо)

И хотя к моим словам это никак не привязано, я крепко обниму его и скажу: «Нет, не убить в тебе, Ваня, рокера! Можно, я к тебе в гараж свой байк поставлю?»

А он ответит: «Врут, что рок-энд-ролл умер! Только я с Бэллочкой посоветуюсь».

А я ему со своей стороны  скажу (Здесь хор венских мальчиков): «Когда советоваться будешь, напомни ей, что обычно я за тобой если что в кабак еду. Можно, конечно, дядю Аркашу попросить. Но это – раз, два. Ну – три, четыре. А потом неизбежно – опять я. Никаких гарантий, что могу запаздывать, и ты будешь успевать затеять драку, или, что еще хуже – жениться.

Помнишь, как ты женился на телефонистке? Ведь почти до дома довез! У подъезда еле вас развел. Бэллочка уже за тобой на лифте ехала. Из-за тебя пришлось студентку на ходу тизерцином “закидывать” и к себе везти. Она жила у меня неделю и единственное что за это время сделала по дому – очистила от плесени три килограмма “дор блю”. Держал к кальвадосу». (Соло на банджо Любы и губной гармошке Ольги)

Хуже хозяйка только Черноус. У нее, кажется, часть инстинктов вообще отсутствует.  После нее в ординаторской кеды к полу липнут. Она как Буратино – рождена на радость людям. Быт – это не ее. (Варя разводит руки с маракасами в стороны) Хреново, что они с Романенко не нашли общего языка. У него к тридцати уже была бы язва желудка и вши. (Варины маракасы и мое фортепьяно)

Но, вот парадокс, Иван! Романенко, это само собой, мелко и отвратительно. Но гаденыш никогда бы не продал свой байк! Если бы, конечно, у него был байк. Есть что-то стихийное и в этой фекалии (Здесь соло ударные). Может быть, он и станет настоящим врачом. Потому что не побоится себе признаться в том, что это не он нужен медицине, а медицина нужна ему. Ведь главная цель настоящего врача, такая же, как у настоящего байкера – горизонт. (Здесь губная гармошка Ольги. Пронзительное соло на фоне барабанов Вани, последнюю фразу повторяем дважды.)

Мы много пережили с тобой вместе, Ваня… Обо всем лучше и не вспоминать. Но вспомни, как после дня рождения Кота в «Секстоне» ты вышел на встречку и с криком: «Прикрой, атакую!»,  – снес шашлычную «У Гамлета» на 71 километре Новой Риги. Знаешь, о чем ты меня спросил перед тем, как тебя увезла реанимация? Правильно! О состоянии того, что ты недавно взял, да продал. Продал сам. Продал навсегда. Продал быстро. (Здесь мой длиннейший соляк на «стратокастере»)

Теперь, Натаныч, перед смертью тебе и сказать будет нечего. (Последняя фраза повторяется три раза)
А я все сказал, джентльмены!!!

Кода…
P.S. Степанова пора «снимать» с антибиотиков.